О Б   А В Т О Р Е

    Было тяжелое и полуголодное детство, типичное для многих миллионов детей послевоенного периода. В то время жизнь была особенно тяжелой для детей, женщин и стариков, оставшихся на территории, оккупированной фашистской Германией. Масштабы разрушений, которым подверглась страна, трудно себе представить сегодня. Жизнь тогда продолжалась при почти полном отсутствии всего элементарно необходимого. Обеспечивались исключительно минимальные потребности для живых существ в образе человека разумного, а он инстинктивно и сознательно очень стремился выжить. Тогда эти страшные события воспринимались детьми и взрослыми по-разному.
    Для взрослых военный и первый послевоенный период включали в себя ужас, который нужно было преодолеть и пережить. Это нужно было сделать как для себя, так и для детей. Дети, не привыкшие к другой жизни, воспринимали все, будто так и должно быть. В моем детстве, как правило, преобладали не радужные надежды на лучшее будущее, а какая-то непонятно, откуда-то приходящая из вне уверенность, что все вскоре изменится, все будет нормально - будет что кушать и во что одеться. Возможно, что источником такой моей уверенности в скорую лучшую жизнь были самоотверженные заботы обо мне двух любящих женщин - матери и бабушки.
    Все так и происходило потом, но не сразу, а постепенно. Тогда - ждали возвращения отца с войны. Возвращение из немецкого плена создало в жизни семьи дополнительные сложности, но все же, через какое-то время, жизнь сделалась более надежной и жить стало даже как-то веселей.
    Воспоминание: Зимний вечер. Все сидим за простым столом, без скатерти, которая сгорела из-за моей оплошности. Тускло светит керосиновая лампа. На столе, в тарелке стынет сваренная в мундирах картошка - основная еда того времени. Хлеб был не каждый день - но для детей взрослые всегда экономили продукты питания. Откуда-то появлялось на маленьком блюдце немного подсолнечного масла, загадочного и приятно пахнущего. В это масло и в серую по цвету соль обмакивали картошку, прежде чем ее съесть. Отец, держа картошку в руках, говорит: "Вот так и наша Земля, сверху она почти остыла, а в середине еще очень теплая, даже горячая." Мне казалось, будто бы я знал с самого рождения, что наша Земля круглая, подобно картошке, Солнцу и Луне. То, что Земля должна быть горячей внутри, легко представлялось: когда-то она была маленьким солнцем и поэтому остыла раньше, чем наше Солнце - большое, далекое и горячее. Почему я решил, что Солнце больше нашей Земли, я не помню, может мне кто-то об этом сказал. "Почемучкой" я не был - я мало спрашивал, а больше думал, когда оставался один. Хотя, беседы со взрослыми на просветительные темы меня сильно интересовали и я воспринимал их с большой радостью. Любил играть с ребятами во дворе, слушать и сочинять страшные истории. Летом ходили купаться на ближнее озеро, заходили по дороге в подведомственный сад за яблоками, где, бывало, на нас садовник-сторож организовывал засаду.
    Я тогда не задавал себе вопрос, почему Луна может ярко светить ночью, хотя она холодная? Я четко знал, почему это происходит. Это было для меня понятным. Возникали ассоциации: свет от настольной лампы отражается стеклянными предметами, например, игрушечным шариком. Точно так же, как блестит шарик, светится и холодная Луна в лучах горячего Солнца.
    Эта наука была проста и понятна мне. Совершенно не понятными были высказывания моей очень справедливой и доброй бабушки. Она рассказывала о том, что Бог находится на небе, он видит нашу Землю и каждого из нас. Я спрашивал: почему, если он видит нас, мы не можем видеть его? - наверное, он очень маленький? И здесь бабушка, имевшая четыре класса образования, отвечала мне, что увидеть сильно большое еще сложнее, чем увидеть сильно маленькое. К тому же, Бог не просто находится на небе, он - на седьмом небе.
    Я пытался представить себе это седьмое небо, и это было трудным занятием. Таким же трудным, как и представить то, что наша жизнь в этом мире быстротечна. По утверждению бабушки, вся наша жизнь, продолжительностью, предположим, в сто лет на нашей Земле, равна одной "маленькой секундочке" на том далеком от нас седьмом небе, где живет Бог. Это понять было не возможно. В то что это так, можно было верить или не верить. Я не очень доверял тем вещам, которые не мог понять. Всегда пытался найти объяснение непонятному. Может быть, это была любознательность, а может, какая-то вредность, вроде "червя недоверия".